Священника грубо перебили:

– Так мы теперь должны каждого разбойника прощать после крещения?! Пусть убивают и грабят, пусть жен наших силой берут, а мы после – прощать?! Плохо твое учение, черноризник!!!

– А ну замолчите, а то мои гриди за батюшку вас живо проучат!

Конечно, смысл выкриков дошел до меня не целиком, но общее их содержание было понятно. Видя, как накаляется ситуация, и понимая, что после ухода дружины священник с горсткой воинов останутся в окружении разъяренной ижоры, я неожиданно для всех заговорил на ломаном древнерусском – все же уроки языка не прошли даром:

– Никого я силой не брал. А павшие от моей руки погибли в бою. – Обернувшись к десятнику, коротко попросил: – Георгий, растолкуй им мои слова, – после чего продолжил, обращаясь к ижорцам уже на привычном норвежском, делая паузы между фразами: – Мужи! Вы храбро дрались! Но бой окончен! И все павшие погибли в бою, а не были убиты в драке! И не в спину из-за угла! Разве просят мести за павших в битве?

Спустя пару секунд после того, как десятник закончил толковать мою речь, ижорцы ответили очередным взрывом гневных выкриков. Правда, в конце площади уже показались гриди в полном боевом облачении, и возмущенный крик стал тут же стихать, сменившись угрюмой тишиной. Но, судя по лицам разгорячившихся мужиков, становится ясно: так просто они не уйдут. И если дружинники возьмутся за мечи, то и ижорцы схватятся за рукояти боевых топоров.

– Не согласны они, Андрей.

В глухом, надломленном голосе Георгия чувствуется поражение – десятник не пойдет против всего погоста ради какого-то урманина. Это понятно, я бы и сам так не поступил. Но ведь есть и другой выход.

– Тогда переведи им последнее. – Дождавшись короткого кивка русича, я продолжил: – Пусть Бог рассудит, кто прав, а кто виноват! Решим все судебным поединком!

Старший дружинник громко взревел вслед за мной:

– Божий суд!

Ижорцы согласились. Условия просты: коли возьмет верх их боец, то месть и так уже случится, коли я – значит, требование выдать меня на правеж несправедливо. На том и порешили, вот только выбор оружия остался за противной стороной – и поединщик выбрал топоры без щитов.

Теперь же ижорец стоит в дальнем конце площади, красуясь оголенным торсом с крепкими мышцами, увившими руки и грудь. Этот воин – кузнец, брат сраженного Андерсом десятника, чувствуется, что противник он крепкий, опасный.

А меня уже потряхивает то ли от холода, то ли от волнения, а что вернее – от всего разом. Судя по доставшимся от предка воспоминаниям, никакого фехтовального искусства на топорах в принципе быть не может, подойди поближе, да рубани покрепче, вот и весь бой. Только в памяти Андерса не нашлось ни одного воспоминания, когда он сражался одним лишь топором или мечом, не важно – левый бок всегда защищал крепкий щит.

Перед неудачной попыткой поступить в гвардейскую академию я изучал абордажный бой с виброклинками в руках. Но искусство фехтования на них ближе к боевым традициям владения казачьей шашкой… Нет, мне достался богатый опыт жестоких рубок от предка, но повторюсь – его инстинкты подсказывают подойти поближе да рубануть побыстрее, пока отточенное лезвие не вгрызлось в мою плоть. Вот если воспользоваться собственными спортивными навыками, да увязать их…

– Топоры не метать! Начали!!!

Громкий возглас Георгия прервал мою мысль, буквально подстегнув меня: я тут же начал движение в сторону противника. Между тем ижорец, громко взревев – и вызвав тем одобрительные крики соплеменников, – ринулся вперед, широкими взмахами топора рассекая собой воздух.

На мгновение я замер и дрогнул. Только представил себе, как вражеский топор с размаха врубается мне куда-нибудь в шею или в живот, и все внутри сжалось от страха, а сердце застучало где-то на уровне пяток. Но, крепче стиснув рукоять топора, я так же громко взревел, разгоняя страх и возбуждая ярость, как не раз это делал мой предок. И вновь шагнул вперед…

– Бей!

– Руби его!!

– Отомсти за брата!!!

Даже плохо зная язык, несложно догадаться, что кричат ижорцы, подбадривая своего поединщика. Между тем, усилием воли подавив страх, последние разделяющие нас метры я преодолеваю легкой рысью, разгоняя сковавший тело адреналин и наконец-то взяв его под контроль.

Вот между нами остается четыре метра… три… два – и тут ижорец рванулся вперед, с диким ревом обрушивая молниеносный удар сверху, от которого я едва успеваю отскочить в сторону! Еще один, столь же молниеносный удар по горизонтали – и вновь я спасаюсь, отпрыгнув назад.

– А-а-а!!!

Противник хитро рубит снизу вверх, развернув топор и нацелив его в подбородок. Вновь ухожу с траектории удара, но в этот раз успеваю ударить сверху – и деревянная рукоятка моего топора сбивает оружие противника. Одновременно что есть силы врезаюсь плечом в бок ижорца, отбросив его назад. Мой короткий успех встречен одобрительными криками русов.

А приятно, когда за тебя болеют!

Поединщик ижорцев вновь стремительно рубит по горизонтали от себя, целя в шею, – да так резво, что я едва отпрянул! И вновь его связка переходит в быстрый и очень мощный удар сверху вниз, от которого уже не уйти.

Но вместо этого я делаю шаг навстречу, приняв на древко вражеское топорище и схватившись за вооруженную руку противника левой рукой, пытаясь пережать запястье. Однако и он вцепился своими стальными пальцами в мою правую руку – и кажется, что у кузнеца силы будет побольше, чем у гребца Андерса: кости буквально захрустели в его медвежьем захвате!

Противостояние мышц длилось всего пару секунд и едва не стоило мне травмированного запястья. С криком ярости и боли с силой бью носком левой ноги по щиколотке ижорца, травмируя ее и подсекая изнутри. Противник, как некогда его брат, теряет равновесие, выпустив мою руку, и тут же в его подбородок врубается тяжелейший апперкот правой, все еще сжимающей рукоять топора. Голова ижорца откидывается назад от мощного удара, он падает на спину и едва успевает подставить древко под удар обуха. Тут же пинком по запястью выбиваю топор из его руки, одновременно приставляя лезвие топора к горлу противника.

Ижорец смотрит на меня расширенными от ужаса глазами. На пару секунд во мне ожили кровавые эмоции Андерса, и я едва не перерезал поединщику горло, лишь в последний миг мне удалось взять себя в руки. Вместо убийства я лишь коротко чиркнул острым краем по груди кузнеца, оставив на выпуклой мышце длинный порез.

– Кровь пролита, и суд свершен!

Под громкий клич Георгия я отшагнул назад и, развернувшись, устало побрел в сторону дружинников, выдавив измученную улыбку в ответ на их приветствия. Поединок дался мне тяжело, очень тяжело… Но все же это моя победа.

Моя первая победа в этом мире.

Злополучный Копорский погост мы покинули на рассвете следующего дня. Ижорцы провожали малочисленную дружину без особой сердечности, а меня и вовсе прожигали злыми, полными ненависти взглядами. Но после «Божьего суда» уже никто не пытался открыто проявить агрессию или устроить очередной самосуд.

Спасибо и на том.

В первые же полчаса езды на жутко тряской подводе – примитивной четырехколесной телеге, естественно не подрессоренной и не обладающей никакими амортизационными характеристиками от слова «вообще», – я взмолился, чтобы Георгий отпустил меня на лошадь, чем жутко оскорбил дружинника. В следующие полчаса я узнал от него много нового и нелестного про свои интеллектуальные способности. Неприятно, но десятник был прав, и тут уже ничего не скажешь.

Первый его аргумент основывался на том, что я еще не очень хорошо знаю язык и в случае чего просто не успею предупредить своих или, наоборот, не пойму команды более опытных дозорных – а конными у нас следуют только дозорные, да замыкающий разъезд.

Тут следует пояснить порядок движения обоза. Его ядро – непосредственно сама колонна телег, на каждой сидит по два воина. Далеко вперед уходит головная группа из двух дружинников – разведка отряда. Также на некотором отдалении впереди колонны следует единственный всадник, выполняющий функцию ближнего дозора, и на некотором отдалении сзади нас страхуют еще двое конных гридей – замыкающий разъезд. В процессе движения разъезды чередуются, дружинники поочередно сменяются с подвод, «отдыхая» от монотонной тряски в жестком седле. Но вот именно я никак не могу попасть в их число из-за слабого знания языка.