Командир обернулся, ища глазами спрятавшегося за спинами немца.
— Доктор, пусть он еще раз посмотрит. Хочу услышать комментарии.
Повиснув на тубусе и вращаясь всем телом с рефлексами профессионального подводника, Отто начал рассказывать, обращаясь к доктору:
— Второй эсминец тоже наш. Но кто именно — не вижу, далеко. Очевидно, на корабль, рискнувший идти в одиночку, их навел самолет-разведчик. Транспорт английский, типа «Эмпайр», водоизмещение семь тысяч тонн. Такому одних пушек мало, думаю, сейчас его добьют торпедой.
Замолчав на минуту, Отто внимательно что-то рассматривал, затем добавил:
— Вижу британские «харрикейны». Командир, вам бы лучше уйти на глубину. С воздуха вас легко заметят и обстреляют.
— Как ты интересно рассказываешь, — Дмитрий Николаевич отстранил в сторону немца. — Дай и я погляжу.
Теперь пушки на эсминцах молчали. Красными огоньками вспыхивали еле заметные стволы зениток. В небе действительно металось несколько темных точек. Вдруг над транспортом встал гигантский султан воды, смешанный с дымом и обломками корабля. Эхо далекого взрыва докатилось до лодки и отразилось легким толчком.
— Все! Спектакль окончен. Глубина сто метров! — скомандовал командир.
Он посмотрел на растерянную физиономию Сан Саныча и сказал:
— Вот так-то, замполит. Теперь думай, что народу скажешь.
— А почему я?
— А кто у нас инженер человеческих душ? А вот я страшно как хочу поговорить с одной очень умной головой. Мне кажется, я знаю, кому мы всем этим обязаны.
— Профессор! — догадавшись, злобно прошипел Сан Саныч. — Ох, как у меня чешутся кулаки с ним поговорить по душам!
— Не возражаю. Даже не против принять участие. Но сначала — вот именно что поговорить, — командир устало посмотрел на застывшие лица окружающих и добавил: — Ну что вы на меня смотрите? Разберемся, все всем расскажем. Сейчас займите свои места по боевому расписанию! Замполит, а ты задержись на минутку.
Дождавшись, когда они остались одни, командир спросил:
— Сан Саныч, что ты знаешь о войне?
Замполит задумался, силясь вспомнить хоть что-нибудь из фильмов и книжек. Затем начал неуверенно перечислять:
— Про Сталинград знаю, про блокаду питерскую слышал, про Штирлица видел. А! Вот еще! Я про войну на Севере занятие с матросами проводил.
— Негусто. То-то и оно, что мы войну только по фильмам и знаем. Да считаем, что если она и была, так только под Прохоровкой да под Москвой. А ведь она еще и в Атлантике была, в Средиземном море и Африке. Ты, Сан Саныч, среди экипажа порасспрашивай. Вдруг кто грамотный в истории войны найдется. Нам сейчас ох как уроки истории пригодились бы, любая информация Мы ведь ничего о своих людях толком не знаем. Только и можем, что карточки с выговорами заполнять. А то, что доктор на немецком говорит не хуже, чем на русском — этого никто не знал. Так что давай, Сан Саныч, окунись в историю и нас просветишь.
— Командир, мысль одна появилась! У нас ведь здоровенная подшивка газет «На страже Заполярья» есть. Там часто статьи про войну проскакивали.
— Вот-вот, займись. А мы пока с нашим ученым профессором обсудим, как нам обратно вернуться. Да поскорее, пока мы от кого-нибудь пробоину не схлопотали. Здесь, я смотрю, не слишком церемонятся ни те, ни другие.
Глава шестая
ВСЕСЛЫШАЩЕЕ УХО ГЕСТАПО
Служебный день штурмбаннфюрера СС Курта Гайслера начался с вызова к шефу — начальнику отдела «А» четвертого департамента Главного управления имперской безопасности, оберштурмбаннфюреру СС Фридриху Панцингеру. Патрон был не в духе и постоянно курил, набивая до краев хрустальную пепельницу.
— Курт, я виню не тебя одного! Есть доля и моей вины. Но, в конце концов, подотделом контрразведки ведаешь ты! Только что я имел очень неприятный разговор с бригадефюрером СС Генрихом Мюллером. Начальник гестапо весьма недоволен нашей работой, и он прав! Такие известия должны сообщать ему мы, а не он нам.
Курт Гайслер, стоя навытяжку перед дубовым столом шефа, лихорадочно перебирал в голове события последних дней, еще не совсем понимая, к чему клонит начальник.
— Представь ситуацию, Курт, что на совещании у фюрера моряки вдруг вывалят добытую ими информацию о неизвестном корабле противника, шныряющем под самым нашим носом. Обрати внимание — морская разведка, а не мы! Мне нетрудно вообразить реакцию рейхсфюрера СС Гиммлера. А ведь это наше управление называется — «Исследование и борьба с противником»!
— Оберштурмбаннфюрер, я не совсем понимаю… — решился возразить Гайслер.
— То-то и плохо, что слух о неизвестной американской подводной лодке для тебя новость. Впрочем, и для меня тоже. Я хочу, Курт, чтобы ты, не медля, занялся этим вопросом. По каким-то каналам к бригадефюреру СС Мюллеру просочилась информация, что адмирал Дениц ведет собственную игру, пытаясь разыграть карту с загадочной подлодкой. Если ему это удастся, то для абвера и гестапо это будет очень неприятной пилюлей и поставит их в весьма щекотливое положение в глазах фюрера. Сейчас же отправляйся в Брест и на месте разберись — где правда, а где слухи. Доклад адмиралу Деницу пришел оттуда. Наверняка что-то знает командующий первой флотилией Винтер. Но моряки на сотрудничество с тобой не пойдут. Так что действуй скрытно, но и не затягивай. Через два дня бригадефюрер СС Мюллер ждет от меня первый доклад. В общем, не мне тебя учить, Курт. С транспортом я помогу.
«Опять этот Брест! — размышлял Гайслер, шагая по длинному коридору рейхсканцелярии. — Почему те места, которые ему очень неприятны, притягивают его снова и снова?»
Свое первое серьезное назначение в гестапо он получил после оккупации Франции Германией, возглавив полицейский участок в Бресте. Но вместо того, чтобы с благодарностью, как водится, вспоминать место, откуда пошла в гору его карьера, Гайслеру хотелось бы вычеркнуть этот город из памяти как полный дурных напоминаний.
Штурмбаннфюрер СС Курт Гайслер спустился с длинной лестницы рейхсканцелярии и замер на последней ступеньке, дожидаясь, когда водитель подкатит автомобиль и распахнет перед ним дверь. Вечером этого дня он уже спускался по трапу транспортного Ю-52, приземлившегося на травяном аэродроме в окрестностях Бреста.
Добравшись к знакомому зданию полицейского управления, нового начальника шарфюрера СС Лотара Мольтке он застал еще на месте.
— Сколько у вас есть людей, Лотар? — сразу взял быка за рога Курт. — Меня не интересуют бродящие по улицам для запугивания французов патрули. Мне нужно знать, сколько у вас доверенных агентов среди моряков? Как вы ведете работу по выявлению неблагонадежных в рядах нашего флота? Так сколько, Лотар?
— Есть регулярно передающие нам информацию, но, к сожалению, их не так много, как хотелось бы. Есть изредка доносящие на соседа из-за обиды или жадности. Мы пытаемся внедрять своих людей в экипажи кораблей и лодок, хотя, как правило, их там быстро разоблачают. Но я постоянно работаю в этом направлении, господин штурмбаннфюрер! Нас не очень жалуют среди моряков. Работать все сложнее и сложнее, — пытался оправдываться Мольтке.
— Не краснейте, шарфюрер. Я прекрасно знаю, как непросто управляться с этими хамами в бескозырках. Я здесь не для того, чтобы проверять, как вы работаете. Сколько ваших агентов есть в окружении корветтен-капитана Вернера Винтера?
— Командующий пользуется уважением и сам подбирает себе окружение. А потому извините, но близких к нему агентов у меня нет. Я вам уже говорил, что из-за повсеместной безнаказанности на флоте прихватить моряков на каком-нибудь проступке практически невозможно. И запугать их нечем, сами знаете — жизнь у них короткая.
— Знаю, — недовольно проворчал Гайслер.
Штурмбаннфюрер СС Курт Гайслер знал, о чем говорил.
…Два года назад здесь, в Бресте, произошел с ним очень неприятный инцидент. Тогда, как и сейчас, моряки-подводники были герои! Не было газеты, которая взахлеб не рассказывала бы об их подвигах. На целые передовицы печатались таблицы с потопленным тоннажем и количеством кораблей, отправленных на дно. Фотографии командиров лодок мелькали везде, где только возможно. Цветы — при отправлении в поход, цветы — при встрече! Из окон борделей дни и ночи слышались песни, прославляющие подводников. Девушки толпами ожидали увольнений матросов на берег, мечтая закрутить роман с героем.