«А ведь я его знаю» – вдруг подумала я, присматриваясь повнимательнее. Ведь я уже встречала этого порывистого юношу – на музыкальном вечере у Вейлоров. Он тогда ещё сбежал от всех и читал в гостиной «Графа Монте-Кристо», и его имя почему-то показалось мне знакомым. Но меня, как и маги, он явно не узнавал.

– Мистер Рассел…

– Я готов служить вам, как рыцарь служит Прекрасной Даме! Одно ваше слово… – он всё пытался схватить меня за руки, а я старательно уворачивалась.

– Мистер Рассел… – этого пылкого молодого человека следовало привести в чувство как можно скорее.

– Возможно, вы позволите проводить вас? Сейчас уже вечер… Лондон – небезопасное место для молодой дамы…

– Мистер Рассел, довольно! – обретя твёрдость голоса, воскликнула я.

Он послушно замолчал и теперь смотрел на меня преданно-восхищённым взглядом, которым, кажется, на меня смотрел никто и никогда. Пожалуй, только решительностью можно было с ним сейчас справиться.

– Прошу вас, хватит! Я очень признательна вам за высокую оценку моего таланта, но прошу вас!.. У меня был очень тяжёлый день, и я бы хотела побыть одна.

У него сделалось виноватое лицо, он опустил голову и немедленно отступил назад.

– Я умоляю вас простить меня, мисс Бетси. Я был непозволительно настойчив. Но я буду лелеять надежду на новую встречу с вами! И я бы отдал полжизни за то, чтобы вы откинули вуаль…

На этом моменте я решительно открыла дверь гримёрной и заперла её за собой на ключ. Затем прижалась к ней ухом, пытаясь расслышать, что происходит в коридоре. Артур Рассел провозгласил ещё одно признание в вечной верности, а затем до меня, к счастью, донеслись удаляющиеся шаги.

Я глубоко вздохнула, а затем, не выдержав, рассмеялась. Ну и дела! Такого эффекта от этих выступлений я как-то не ожидала… И что, хотелось бы знать, будет дальше?

Уехать домой в тот вечер мне удалось без приключений – из слов Хогарта на следующий день я поняла, что поступила мудро, сбежав до окончания представления. Зато, когда я приехала в театр снова, сюрпризы посыпались один за одним.

Во-первых, мне немедленно сообщили, что все билеты на следующее представление раскуплены, а весь Лондон только и говорит, что о неизвестной певице с прекрасным голосом. Хогарту уже предлагали немаленькие суммы за то, чтобы он назвал моё настоящее имя.

Во-вторых, вся общая гримёрная и полкоридора оказались заставлены корзинами и букетами цветов – так что у меня даже закружилась голова от тяжёлого цветочного аромата. В большинство были вложены записки с выражением восхищения и даже предложениями познакомиться поближе. Самую огромную корзину роз – размером с меня – прислал Артур Рассел. Внутри я нашла письмо с пылким признанием в любви.

В-третьих, Хогарт, оценив всё это великолепие, объявил, что мне теперь положена персональная гримёрная. В тот же день была отперта закрытая гримёрная по соседству с Маргарет, и тонны цветов перекочевали туда. За процессом транспортировки Маргарет наблюдала оценивающе, директор Хогарт – с удовольствием, Гровер – презрительно, а Сара, Лилиан и Анна – с откровенной завистью.

И, в-четвёртых, перебирая цветы и читая записки, я наткнулась на букет лохматых пионов. К одному из них был привязан сложенный вчетверо листок:

Я перечитала его несколько раз, а затем спрятала лицо в ароматных бело-розовых цветах, чувствуя, что улыбаюсь.

Глава 12

Театральная жизнь внезапно оказалась настолько увлекательной, что к концу недели я начала жалеть, что не могу переехать в театр и остаться в облике мисс Бетси насовсем, вместо того, чтобы постоянно возвращаться в особняк Барнсов, продолжая маскарад перед кузеном и всем высшим светом. Забавно, ведь, на самом деле, как раз на сцене я носила маску – или, точнее, вуаль, – но почему-то именно жизнь актрисы казалась мне более настоящей. Может, это потому, что здесь не действовали аристократические условности и ограничения? Я могла говорить и вести себя, как хочу, и никто и не думал упрекать меня в неподобающем леди поведении. Благодаря этому именно в театре я чувствовала себя свободной.

Но эта свобода всё же оставалась иллюзорной, и с каждым разом мне всё тяжелее было возвращаться к жизни мисс Барнс. В театре прошли ещё два выступления, закрепившие мой успех. Директор Хогарт смотрел на меня теперь с обожанием, немедленно заговорив о расширении репертуара; цветы от почитателей было некуда ставить, а число поклонников у дверей гримёрной увеличилось до небольшой толпы, причём все умоляли меня снять вуаль, обещая за это золотые горы и чуть ли не луну с неба. В первый раз это собрание меня слегка напугало, затем начало просто нервировать, а потом я слегка привыкла и даже наловчилась шутливо уклоняться от их расспросов и навязчивого внимания. На репетиции я продолжала регулярно ездить – но теперь я разучивала ещё несколько песен, включая знаменитые «Зелёные рукава». Эту песенку я слышала и в родном двадцать первом веке, но в современной обработке. Слава и восхищение поклонников невероятно льстили моему самолюбию, и я всеми силами уговаривала себя сохранять голову на плечах. Дома же продолжались предсвадебные хлопоты, а кузен, ничего не подозревавший о моей головокружительной театральной карьере, всё так же напоминал мне о важности моего брака с графом.

Складывающаяся ситуация всё больше напоминала мне абсурд, ведь от «любящего жениха» по-прежнему не было ни слуху ни духу, хотя от прочих знакомых семьи начали постепенно поступать письменные поздравления и подарки. Поведение Джеймса, его мотивы, казались мне совершенно необъяснимыми, и я поняла, что должна сама разобраться в происходящем. Анабелл мне тут не помощница, ведь она как раз заинтересована в том, чтобы этот брак состоялся.

Начать «расследование» стоило с разговора с женихом, но, разумеется, о том, чтобы самой поехать к нему, речи быть не могло. Когда я уже всерьёз задумалась над вариантом, как бы половчее пригласить его к нам, чтобы меня не упрекнули в несоблюдении очередных приличий, Анабелл неожиданно напомнила о приёме у Саммерсонов, на который я обязательно должна была пойти. Это стало решением проблемы, хотя ехать на очередной светский раут мне не хотелось. Но дело было важнее, так что в положенный день мы нарядились в платья из категории «траурные парадные» и отправились в гости.

В этот раз мне уже было легче ориентироваться, ведь теперь я примерно представляла, как проходят подобные мероприятия, да и от вечера в доме Вейлоров это почти ничем не отличалось. Также мне уже чаще попадались знакомые лица. В частности, я едва не шарахнулась в сторону при виде Артура Рассела, опасаясь, что он снова бросится ко мне с клятвами вечной верности, но он лишь приветственно поклонился мне и пошёл своей дорогой. Я запоздало вспомнила, что здесь играю совершенно другую роль, и велела самой себе быть внимательнее. Затем я заметила его в компании какого-то пожилого джентльмена, который со строгим видом что-то ему выговаривал. Артур устало кивал и, как мне показалось, с трудом удерживался, чтобы не закатить глаза или не зевнуть. С кем-то я здоровалась, обсуждала погоду, осведомлялась об их здоровье, выискивая в толпе жениха, но его пока было не видно. Зато вскоре меня окликнул Майкл Фостер, к которому через полминуты присоединилась блистательная Валери Андерс в компании той самой симпатичной темноглазой девушки, игравшей в прошлый раз на фортепьяно. Как её звали?.. Эмили?

Поскольку я в тот момент была одна, вся компания не ограничилась простым приветствием, а остановилась пообщаться.

– Как вы поживаете, мисс Барнс? – с живым участием поинтересовалась Эмили. – Мы вас так редко видим…

– Срок траура уже подходит к концу, – с приятной улыбкой отозвалась я, искоса наблюдая за Валери, и добавила в голос доверительных ноток: – Должна признаться, предсвадебные хлопоты отнимают очень много сил…