Не удержавшись, я бросил короткий злой взгляд на Кордара. Думается мне, что грузины узнали о боевых качествах моей фаланги именно от него. Впрочем, на месте Баграта я бы тоже старался беречь собственное войско и использовать на самом горячем направлении союзников или наемников – если, конечно, они смогли бы справиться с задачей. Мои стратиоты справятся… Наверное.
– Двадцать тысяч против четырех. Пускай даже десять, кто в панике развернется и бросит коней назад, на наши копья. Может, мы и послужим «наковальней» лучше прочих, но все же мои воины не металл, а живые люди. Их будут колоть копьями, рубить саблями, в них будут метать дротики и стрелы, топтать копытами лошадей. Они примут на щиты напор едва ли не всего войска Алп-Арслана! Между тем умирать им придется на чужой земле и за чужого царя, а значит, их боевой дух будет слаб, а душа станет метаться. И тут даже ратное мастерство может не помочь…
Эристави коротко хохотнул и заговорил с нагловатой ухмылкой – будто прожженный, умудренный жизнью купец:
– Двойная добыча твоим людям, воевода.
Коротко хохотнув ему в тон, я парировал в той же манере:
– Тройная, и долю выделите и на павших в бою.
Улыбку будто стерло с лица Калмахели.
– Мы не на торгу. Двойную добычу получают всадники из дружин азнаури, а ведь именно им начинать бой вместе с аланскими алдарами. Твоих воинов уравняют со знатью!
Я веско бросил:
– Моих воинов отправляют на смерть. Если вашей тяжелой коннице удастся опрокинуть рать султана, то она всей мощью навалится на нас. А ведь у Алп-Арслана есть и тяжелая конница! Так что положите двойную добычу каждому моему воину, также и павшим, и мы будем брать свою долю первыми. Кроме того, – обратился я к царю, с несколько скучающим видом прислушивающемуся к перепалке, – государь заключит мирный и торговый договор с царем Ростиславом, а также выдаст одну из внучек замуж за его среднего сына Володаря.
Выслушав перевод, Баграт в очередной раз обозначил улыбку краем губ, после чего обратился к Георгию:
– Сын! Учись заключать договоры у воеводы русичей, он умеет добиться своего.
И вот теперь мой корпус – так я назвал доверенные мне четыре тысячи стратиотов-греков и лучников-русов – совершил по горным тропам три очень непростых перехода и вышел в тыл сельджукскому войску, оставаясь незамеченным для врага. Несмотря на незавидную роль, отведенную моим людям, в душе я искренне рад происходящему – ведь план окружить турецкую рать, зажав ее меж скалами и стремительной горной рекой, на самом деле просто отменный! Только подумать, в случае успеха я уберу с шахматной доски истории сильнейшую фигуру противника – султана Алп-Арслана, отважного льва ислама! Покорителя Армении, сокрушителя Грузии, первого завоевателя азиатских земель Византии… Уничтожив его рать, я однозначно подарю ромеям дополнительное время к существованию и, быть может, позволю укрепиться на византийском престоле династии Диогена. Но главное – я вычеркну со скрижалей крестоносцев и их ордена!
Лишь бы все удалось в битве…
Впрочем, вид неспешно, но четко строящейся между рекой и скалами фаланги вселяет в сердце спокойствие и уверенность в победе. Пять сотен закованных в ламеллярные панцири менавлитов, защищенных также остроконечными шлемами с личинами и бармицами, составляют первый ряд. При атаке вражеской конницы они встанут на колени, уткнув копейные древки заостренными подтоками в землю, и нацелят свои короткие, но прочные и массивные менавлы в грудь и под брюха жеребцов противника. Учитывая исключительную длину копейных наконечников – до полуметра – и значительную ширину, при таране животные первых атакующих рядов погибают практически поголовно.
Следующие два ряда воинов – их по образцу тяжелой византийской пехоты я назвал скутатами – перед столкновением держат оружие на уровне живота и груди соответственно. Для этого в их каплевидных щитах-скутонах справа выточены две специальные прорези под диаметр древков, чтобы было легче держать оружие одной рукой. Вооружены они стандартными для византийской армии копьями-контарионами, только длина их у второго ряда составляет два метра, а у третьего три. Эти бойцы также хорошо защищены кольчугами или греческими чешуйчатыми панцирями.
Четвертый ряд – это мои бердышники. Иноземный термин «алебарда» я вводить не стал, хотя вооружил воинов именно алебардами, чье основное отличие от тех же бердышей заключается в наличии копейного наконечника и большей длине древка. А поскольку воины всех последующих шеренг держат в бою оружие обеими руками, они защищены небольшими круглыми щитами по типу древнемакедонских асписов, которые, как и их предок, полностью надеваются на левое предплечье.
Следующие два ряда заимствованы мной у македонской фаланги (впрочем, существовали они и позже, в составе швейцарской баталии). Их воины вооружены пятиметровыми и шестиметровыми копьями с длинными, узкими, нередко гранеными наконечниками от тех же контарионов. Фактически это настоящие пики. Раньше я думал, что в них нет нужды, до появления стальных рыцарских кирас. И сильно удивился, узнав, что ламеллярные панцири, именуемые также пластинчатой броней, или броней дощатой, выдерживают таранный копейный удар, и пробить их могут только контарионы.
При этом бойцы пятой и шестой шеренг держат пики обеими руками, перекинув его на левую сторону – так чтобы при отражении вражеской атаки они не сталкивались с копьями первых рядов. Защитой им служат лишь стеганки, в лучшем случае укрепленные стальными пластинами напротив сердца и живота.
А седьмой и восьмой ряды составляют лучники с ростовыми «английскими» луками. В итоге моя восьмирядная фаланга с шеренгами по пятьсот воинов в каждой достигает в ширину около четырехсот метров и идеально вместилась между рекой и скалами, пробкой закрыв сельджукам путь к отступлению. Вроде бы все готово…
Сердце забилось чуть чаще, и внезапно охватившее меня волнение позволило наконец согреться. Еще раз осмотрев абсолютно ровные, как на параде, шеренги ведомой мной рати, я негромко произнес:
– Вперед.
Греческие горнисты коротко продублировали мою команду, и монолитный строй фаланги сделал первый шаг, а потом еще и еще, медленно, но неотвратимо следуя за врагом. И глядя, как четко сохраняют равнение в шеренгах мои молодцы, как блестят начищенные панцири менавлитов, я подумал, что сравнение моего корпуса с наковальней совсем неуместно, ибо мои воины сами есть молот, чей удар сокрушит сельджуков!
По плану битвы, обговоренному Багратом, Сулой и Кордаром, впереди объединенного грузино-аланского войска должен следовать отряд легких армянских всадников. Именно лучники начнут бой, вступив в перестрелку с сельджуками, они же замаскируют клин тяжелых всадников. Предельно сблизившись с врагом, армяне должны до последнего метать стрелы, а после по команде они галопом разойдутся на фланги, пропуская вперед разогнавшихся катафрактов.
Дружины аланской знати, алдаров, так же как и дружины грузинских феодалов азнаури, во многом похожи и тактикой ведения боя, и вооружением, и броней. И те и другие веками соседствовали с Византией, в прошлом сражались с арабами и сумели создать мощную тяжелую кавалерию по типу ромейской ударной конницы. Правда, у союзников не слишком много наездников – армянский отряд насчитывает всего тысячу человек, три тысячи привел с собой Кордар. И пусть это заслуженные, искушенные воины, в число которых включили и добровольцев, воевавших со мной против половцев, я ожидал значительно большего подкрепления от Дургулеля. Но хитрый музтазхир подставил под удар нас, воспользовавшись обещанием, данным под давлением обстоятельств. Уже позже, следуя вместе с ясами в Грузию, я узнал от Кордара, что цифра в пятьдесят тысяч воинов Аланского царства весьма завышена. Говорить о ней уместно лишь в том случае, если каждого боеспособного мужчину от мала до велика посадить в седло и каждому дать оружие. Впрочем, согласно древней сарматской традиции воином является каждый муж, и ратному искусству мальчиков обучают с младых ногтей. Но все же пятьдесят тысяч ратников никогда не собиралось под знаменами Дургулеля, в самые лучшие годы он мог выдвинуть в поход порядка тридцати, но на деле брал с собой от пятнадцати до двадцати тысяч воинов. И уже эта армия была весьма великой по местным меркам! На этом фоне цифра в три тысячи катафрактов кажется уже и не столь незначительной, учитывая, что численность дружин азнаури примерно равна им. Кроме того, в составе грузинского войска следует до девяти тысяч пешцев, в основном копейщиков-шубосани, где-то четвертую часть пехоты составляют лучники. Особняком держится тысячный отряд воинственных сванов – личный резерв Баграта.