Манцикерт… Именно после поражения у Манцикерта в 1071 византийцы потеряют Армению, центральные и восточные районы Малой Азии – главного поставщика ополченцев-стратиотов. И даже несмотря на «золотой век Комнинов», былое могущество империи не возродится – просто ресурсов не хватит, ни людских, ни экономических. За лучшие годы своего правления Комнинам удастся вернуть лишь западные области Малой Азии и сдержать турок на новых границах, воюя с ними с переменным успехом.
Но если историю изменить, если обратить этот разгром в победу… Сумеет ли Диоген удержать власть после? Сумеет ли укрепить новыми кастронами восточный рубеж так, чтобы уже никогда не пустить за него исламского агрессора? Исключив, таким образом, само возникновение Османской империи?! Останется ли держава ромеев оплотом православия и независимым государством, против которого неминуемо ополчится католический Запад? Ведь в этом случае Русь и Византия будут уже естественными союзниками, а проливы Босфор и Дарданеллы останутся открытыми для русского флота…
На самом деле я не верю даже в то, что Роман Четвертый сумеет сохранить преемственность власти. Ведь в очереди на престол за ним следует Михаил Дука, старший сын Евдокии. Молодой человек, увлекающийся стихами и риторикой и полностью отдавший бразды правления в руки советников, едва ли не погубивших страну в реальной истории… Какой бы ни была мудрой и талантливой его мать, воспитать сына достойным правителем она не смогла, а может, не захотела. В свою очередь, для Диогена он совершенно чужой, ребенок возлюбленной супруги от бездарного Константина Дуки… Но решится ли Роман на открытый переворот в пользу своих сыновей? Поддержит ли его Евдокия ради любви к мужу и младшим детям? Для этого необходимо, чтобы Диоген правил до совершеннолетия Льва, то есть еще лет пятнадцать – двадцать.
Но ведь все же на это есть шанс! Да и супружеская чета Роман – Евдокия мне понравилась, очень понравилась. В этих людях я увидел все самое лучшее, что олицетворяет собой держава ромеев: силу и ум, талант и красоту, доблесть и мужество. Мне почему-то очень захотелось, чтобы самая красивая история любви в византийской истории не оборвалась так, как это случилось в моей реальности. Для Романа – предательством Дуков, позорным пленом, ослеплением и смертью, а для Евдокии – насильственным постригом и ссылкой в монастырь лишь за то, что она не отказалась от мужа. К слову, этот поступок вызывает у меня лишь уважение и восхищение.
И ведь в моих силах переписать эту историю!..
– Бей!!!
От надвратного укрепления гулямы бегут уже сплошным потоком. Но нам остался всего один пролет стены, всего пара десятков метров, чтобы ворваться в них, чтобы открыть окованные железом деревянные створки и впустить алдаров внутрь цитадели! И я одним из первых бросился навстречу врагу, принимая на щит их удары и атакуя в ответ.
– Бей!!!
Дикая, яростная сеча закипела по фронту шириной в три метра. Сельджуки прут остервенело, лезут вперед, не считаясь с потерями. Они отчаянно рубятся саблями и однолезвийными мечами, часто бьют увесистыми булавами. А вот мои хускарлы, заткнув неудобные в ближнем бою двуручные топоры за пояс, построили стену щитов и начали медленно, но неуклонно теснить противника, редко, но точно коля мечами.
В пылу схватки я потерял счет времени, неистово работая клинком и уже через силу удерживая щит, как вдруг кто-то схватил меня за плечо и с силой рванул назад.
– Андрей, поберегись!..
Но ведь и для того, чтобы Тмутаракань утвердилась на Северном Кавказе и в будущем могла стать его гегемоном, слившись с Аланией или заключив с ней более крепкий союз, необходимо запереть Дербентский проход – «железные врата» Кавказа. К слову, ранее я думал, что с этой целью нужно построить какое-то укрепление и в Дарьяловском ущелье. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что там существует мощная крепость Баб-Ал-Лан, называемая также Воротами Алании! Построенный еще сарматами, древний замок расположен на отдельно стоящей скале, нависающей над ущельем. Идеально круглый и укрепленный двумя мощными башнями – надвратной и сигнальной, он обладает собственным источником воды, подземными ходами и обширными подземельями для хранения запасов продовольствия. Дорога к замку ведет по противоположному склону ущелья, и следующий по ней враг будет находиться под непрестанным обстрелом гарнизона, насчитывающего около тысячи воинов. А возможность разрушения его стен снарядами катапульт исключается из-за высоты скалы, на которой Баб-Ал-Лан и стоит. Не знаю, как и чем его взяли в реальной истории, если это вообще случилось [202] , но здесь и сейчас крепость выглядит практически неприступной.
Однако если Ворота Алании – это все же одиночное укрепление в ключевой точке Дарьяловского ущелья, которое можно и обойти (пусть под огнем защитников и подставив обоз под их возможный удар), то «железные врата» представляют собой целый комплекс укреплений. Две трехкилометровых стены тянутся от построенной на высоченном холме цитадели к Каспию, причем уходят они в воду, а с моря Дербент защищен еще одной стеной, «морской». В свою очередь, от цитадели с поэтичным названием Нарын-кала (с персидского переводится как «Солнечная крепость») в сторону гор тянется еще одна горная стена – Даг-бары. Она перекрывает все ключевые перевалы и проходы и протяженностью своей достигает до сорока километров! Высота же укреплений Дербента под двадцать метров, толщина их более трех метров. Они ведь выше внутренней стены Феодосии, защищающей Константинополь! Правда, у «железных врат» нет ни рва, ни перибола, ни протейхизмы – хоть что-то радует…
Стоит добавить, что Дербентский эмират находится в приоритете и у русичей Тмутаракани, и у аланов. Почему? Да потому, что в прошлом, во время противостояния Дербента и Ширвана, эмир «железных врат» Мансур призвал русов и аланов на помощь – и те прибыли флотом из тридцати восьми судов, дважды разбили войско ширваншаха. По моим подсчетам, данное событие приходится на 1030 год. А два года спустя, после второго похода на Ширван, союзная рать попала в засаду, устроенную в горных теснинах Мансуром, и была полностью истреблена – тогда же погиб и княжич Евстафий, сын Мстислава Храброго. Через год аланы и русы попытались отомстить эмиру за вероломство, но были разбиты. Одним словом, история очень обидная и некрасивая, но, как говорится, «враг моего врага – мой друг» и «общие враги объединяют».
Мне оставалось только внушить эту мысль Ростиславу и Дургулелю.
Возвращение посольства из Константинополя кесарь Таматархи превратил в настоящий триумф – пусть не все его приняли, но побратим по достоинству оценил мой дипломатический успех. Готия вновь входила в состав его царства, а в Корсуни и Суроже, получивших статус свободных городов, было создано подконтрольное нам правительство из русов и наиболее лояльных греков. Последние, в свою очередь, заключили с Тмутараканью военный союз, и в оба вольных города тут же вошли варяжско-готские дружины.
Кстати, дома меня ожидала радостная новость – одна из либурн, отбившаяся во время шторма, спаслась и вернулась в стольный град. Правда, ее команда ничего не знала о дальнейшей судьбе эскадры, так что в Тмутаракани какое-то время оставались в неведении на наш счет, что здорово нервировало побратима. Чего уж говорить о Дали с малышами: жена уже второй раз за год получала известие о том, что я пропал, и она, хотя отчаянно верила, что я спасусь, и столь же отчаянно молилась об этом, не находила себе места.
А ведь я остался здесь именно ради нее…
Но любимой половчанке и своим малышам я уделял каждую свободную минуту, временно вернув их в Тмутаракань и поселив в царском дворце. Стремление быть рядом с ними, слышать их голоса, проводить вечера вместе, играя и рассказывая сказки на ночь, баюкать детей на пару с женой, остро контрастировало с необходимостью срываться то в Магас с посольством, то в Танаис встречать наемников. И все же любимым я уделил максимум времени, проведя с ними немало уютных, ласковых вечеров… Кстати, летом я при любой удобной возможности покидал верфи в Кремнах, и тогда мы дни напролет купались и загорали на берегу теплого и совсем неглубокого Сурожского моря. Студеными зимними вечерами эти воспоминания были особенно сладостны и приятны для всех нас.