— Смотри. Это обещанная мною плата.

Долгов подошёл к стеклянному ящику и заглянул внутрь. Совершенно чёрная поверхность скорлупы не отражала свет, а, казалось, даже поглощала его. Вогнутая толстая пластина, похожая на обломок оболочки неизвестного механизма или даже панцирь доисторического существа.

— Можешь считать, что тебе стоило жить хотя бы ради того, чтобы увидеть это.

Старпом промолчал и, отвернувшись от саркофага, обвёл глазами ангар. Большая, стальная, похожая на гаражную, дверь защищала от снега и завывавшего снаружи ветра. От неё тянуло холодом и сквозняком. Напротив, через окно из толстого стекла, была видна ещё одна комната. Ассистент Шеффера раскладывал на столе медицинские инструменты и ампулы. Почувствовав взгляд старпома, он поднял голову и, осклабившись, подмигнул. Разволновавшийся при виде объекта Шеффер посмотрел на безразличного Долгова, поджал обиженно губы и кивнул застывшим у двери солдатам. Старпома крепко взяли под локти и повели в соседнюю комнату.

Шеффер вошёл вслед за всеми и закрыл дверь.

— Рудольф, что там с прогнозом?

— Барометр падает. Надвигается циклон. Через несколько часов заметёт.

— А температура падает?

— Нет. Если опустится, то незначительно. Не ниже минус пятнадцати.

— Плохо.

— Через неделю ждём антициклон. Тогда можно ожидать понижение за тридцать.

Шеффер застыл, глядя на покоившийся за стеклом объект. Каменный пол под саркофагом блестел как отполированный, лишённый свойственных камню линий, трещин и слоёв смешанных пород кварца. Он обратил на это внимание Йордана.

— Это его так преобразил объект, — усмехнулся помощник. — Похоже на застывшее стекло. Для таких экспериментов у нас слишком полевые условия. Нужна солидная лаборатория где-нибудь в центре Германии.

Шеффер прекрасно понимал Йордана. Тот уже полгода сидел в норе на русском севере, и его, конечно, сейчас больше всего волновала мысль о доме, а не научные исследования.

— В Германии, Рудольф, как ни странно, бомбят. Днём американцы, ночью англичане. А работать и здесь можно. Я согласен, что создавать сверхсолдат лучше в лабораториях института. Но мне не разорваться. Я должен быть здесь. Будем совмещать два дела сразу. Рейхсфюрер торопит. По пути сюда я получил радиограмму, в которой сообщалось, что сейчас решается судьба всего нашего проекта. И от меня требуют немедленных результатов. Я не могу ждать, когда упадёт температура. Объект охладим азотом. А сейчас отправь за двойкой. Будем готовить к первой пробе. Приготовь кинокамеру и фотоаппарат, пошлем снимки в Берлин. Сейчас займёмся им, — Шеффер кивнул на Долгова. — А после будем снимать воздействие объекта на живой организм.

— Для подопытной двойки эта проба будет первой и последней. Экспериментируя на ненцах, я не сумел найти критическую грань. Объект их убивал без предупреждения.

— А нам критическая грань и не нужна. Мне важно, как он убивает. Какие органы разрушает? Что происходит с организмом? Доктор составит подробное описание, и все это вместе со снимками отправим в Германию. У тебя компоненты «Z» готовы?

— Да, Эрнст. Я их уже могу составлять с завязанными глазами.

— Прекрасно! Единицу на стол!

Солдаты подтащили упиравшегося Долгова к кушетке.

— Беговая полоса в карьере в порядке?

— Да, но скоро начнётся метель.

— Успеем. — Перейдя на русский язык, Шеффер, улыбаясь, обратился к Долгову: — Сейчас не упрямимся. Это будет только хуже для тебя. О своих ощущениях рассказываем мне в подробностях. Вначале будет жжение в венах, затем пройдёт.

Долгов дёрнулся изо всех сил, и ему удалось достать ногой до стоявшего рядом блестящего медицинского стола. Стеклянные пробирки звякнули и повалились. Шеффер укоризненно покачал головой:

— Арнольд Филиппыч, смирись. Это не так уж и страшно. Во всяком случае, на первом этапе. Нам приблизительно известна смертельная доза препарата «Z». Мы её приняли за единицу. А с твоей помощью её уточним. Нашим солдатам мы вводим дозу, равную ноль целых две десятых. Это даёт солдатам прекрасные возможности, но со временем они проходят. И требуется следующая инъекция. С тобой мы начнём с ноль трёх. И каждый раз будем повышать на одну десятую. Важно узнать, когда эти способности закрепятся постоянно.

Шеффер поднял шприц и пустил тонкую струйку. Затем оберштурмфюрер кивнул удерживающим старпома солдатам, и те, вывернув ему руку, оголили вены. Долгов заскрипел зубами и снова дёрнулся, пытаясь их сбросить. Но он был зажат, словно тисками. Шевелить получалось только пальцами. В бессильной злобе они сжимались и разжимались.

— Сволочь, скотина, — старпом натужно шипел, пытаясь освободить колено и достать в бок солдату.

— Ну-ну-ну! — проворковал Шеффер и, улыбаясь, опустошил шприц в вену. — Не нужно так напрягаться. Как самочувствие?

— Да поше-е-ел ты!

— Значит, прекрасное. Ты просто взвинчен. Сейчас мы тебя успокоим.

Он взял поданную помощником маску и надел ее на лицо Долгову. Старпом задержал дыхание, насколько мог, но, наконец, не выдержал и сделал глубокий вдох. От газа к горлу подкатила тошнота, затем в голове будто взорвался салют. Тысячи цветов и красок взлетели под потолок и оттуда обрушились водопадом. Склонившиеся над ним лица поплыли, смазались и превратились в чернильные кляксы. По телу сыпанула тысяча иголок, и он почувствовал собственную невесомость. Тело казалось лёгким, как клочок облака, и сознание, оторвавшись, существовало где-то рядом, под потолком. Долгов вдруг ощутил себя мотыльком и гулко рассмеялся в маску. Шеффер превратился в гусеницу и ползал где-то внизу, и от этого становилось ещё уморительнее.

Маску сняли, но состояние невесомости не исчезло. Расширившиеся глаза старпома выхватили лица склонившихся над ним солдат. Они были такие потешные. И он затрясся от смеха. Как сквозь вату и будто с другой планеты послышался голос. Но Долгов никак не мог понять, что ему говорят. Слова превращались в гул и тянулись как резина.

— Отпустите его.

И от этих слов стало ещё забавнее — они были такие непонятные. Профессор научился каркать как ворона?

— Он уже готов.

Над ним склонился Шеффер, и шрам на лбу вдруг превратился в дыру. Долгов хотел указать оберштурмфюреру на это недоразумение, но произнести ничего не получалось, и он давился в новых приступах смеха.

— Едини-и-ица! — Шеффер покачал пальцем у него перед глазами. — Первый, встань и иди.

Голос будто прорвался из-под земли. «Первый — это я! — вдруг осенило Долгова. — Конечно же, я первый!»

Он встал и, счастливо улыбаясь, схватился за стену. Его неожиданно качнуло в сторону, и солдаты подхватили его под руки.

«Какие отличные ребята! — Долгов хотел в благодарность сказать им что-нибудь приятное, но язык не слушался. — И Шеффер рубаха-парень!»

Он, наконец, смог справиться с координацией и встал прямо, театрально указав солдатам отойти в стороны, — да он же устойчивей бетонного столба! Ему вдруг захотелось изобразить ласточку на одной ноге.

Долгову показали на распахнутую дверь, и он решительно шагнул в освещённый туннель. Ужасно смешно было идти и не чувствовать под ногами пол. Где-то вдалеке был виден солнечный свет, и это было ещё комичнее.

В лицо ударил холодный ветер. Долгов оглянулся. Они стояли внутри каменного мешка. Снег носился кругом, закручивая спирали. Солнце сверкало в зеркальных вершинах. А по склону кратера чернела тропа, замкнутая в кольцо и тянувшаяся к его ногам. Один из солдат надел на плечи старпому рюкзак.

— Записывай, — велел стоявшему с журналом в руках помощнику Шеффер. — Подопытный номер один. Груз сорок пять килограммов. Доза препарата «Z» ноль три. Для усмирения «единицы» был использован наркотический газ. Температура воздуха… Сколько сейчас градусов?

— Минус двенадцать.

— Хорошо, запиши. Время — ноль!

Шеффер заглянул в глаза Долгову и спросил:

— Первый, ты меня слышишь?

Язык опять не подчинился, и старпом, улыбаясь, кивнул. Шеффер указал на тропу и приказал: