Дверь приоткрылась, и заглянул помощник.
— Входи, Рудольф.
— Эрнст, тебя тоже замучил этот яркий свет?
Йордан после ослепительного света в коридоре с трудом рассмотрел стул, и осторожно, присев, потянулся к лежавшему на столе листку.
— Нам пришла радиограмма?
— Шелленберг спрашивает, когда мы завершим работу над сверхсолдатами. Им нужен отчётный материал для демонстрации работы фюреру. Они даже готовы прислать лодку. Представляешь, Рудольф, их интересуют только сверхсолдаты, а об объекте ни слова!
— Очевидно, дела на фронтах не так радужны, как вещает доктор Геббельс. Германии срочно нужны солдаты, с лёгкостью завязывающие в узел танковые стволы. А что объект? Он непонятен, полон загадок. И какой от него прок — тоже не ясно.
— Близорукие глупцы! Они даже не понимают, что с его помощью, возможно, появится потенциал для уничтожения целых армий! — Шеффер откинулся в кресле и, посмотрев на тёмный силуэт помощника, спросил: — Что там с погодой?
— Солнечно, безветренно. Температура почти нулевая. Считай, что вернулось полярное лето. Но это ненадолго. Я смотрел на барометр — давление падает.
— Солнце — это прекрасно. Нужно, чтобы фильм получился чёткий и контрастный. Чтобы никто не смог обвинить нас в подтасовке эксперимента. Первый уже очухался?
— Эрнст, я как раз хотел о нём поговорить. Может, заменим его на доктора? А «единицу» отдадим объекту?
— С доктором придётся всё начинать с нуля. У нас на это нет времени, да и препарата «Z» не так много, как хотелось бы. Первый сам по себе и сильнее и здоровее. Он выдаст лучшие показатели, чем доктор.
— Да он же тебя чуть не убил!
— Рудольф, а ты видел, с какой силой он швырнул рюкзак?! Я просмотрел плёнку, жаль, что ты бросил камеру и не снял этот момент.
— Да какие уж там были съёмки? Ты же видишь, что он неуправляем!
— Ничего… Я люблю ломать таких строптивых. Да и есть в этом своя ирония. Рейхсфюрер её поймёт и оценит. Посуди сам: способности сверхсолдата демонстрирует советский офицер НКВД! Его форма, конечно, истрепалась, но вполне узнаваема. В этом есть своя изюминка. Пошли, посмотрим, что с ним. И прихвати доктора.
Долгов, опутанный цепью, с повязкой на глазах, лежал на каменном полу. Сквозь дыры в галифе и кителе виднелись кровоподтёки и ссадины. Его лицо было мертвенно-бледным, и Артём перепугался, что старпома убили. Он схватил его за руку и первым делом прощупал пульс. Затем, облегчённо вздохнув, сорвал с глаз повязку. Шеффер с помощником стояли за спиной. Обернувшись, Артём злобно выкрикнул:
— Вы его убиваете!
— Такова его судьба, — безразлично пожал плечами Шеффер. — Я сделаю из него Голиафа, но я же буду и погубившим его Давидом.
— Нужно что-нибудь укрепляющее! Иначе его сердце не выдержит. У вас хоть что-то есть?
Оберштурмфюрер перевёл вопрос удивлённому помощнику, тот ответил:
— Что-то, может, и есть.
— И снимите, наконец, с него эти дурацкие цепи!
— Цепи — нет. А остальное тебе принесут.
— Запомните, если с ним что-нибудь случится, забудьте о моей помощи! А я знаю, что с глазами ваших горилл!
— О-о! — Шеффер улыбнулся и сделал удивлённые глаза. — Наш сговорчивый доктор решил показать зубы?
— Он ещё может ими кусать.
— Тогда тебе их быстро выбьют. Одна из таких, как ты говоришь, горилл стоит с забинтованной головой за дверью. И ты не представляешь, как она хочет с тобой пообщаться. В общем, хватит трепаться! Оцени его состояние, — Шеффер кивнул на Долгова. — Сделай что нужно, и чтобы через час он был вновь готов к бегу по карьеру.
Артём склонился над старпомом, а удивлённый его криками Йордан спросил Шеффера:
— Эрнст, что говорит этот русский?
— Говорит, что знает, что с глазами наших солдат.
— Ему действительно это известно?
— Не знаю. Нужно проверить. Рудольф, а что со вторым, сбежавшим?
— Ему удалось выбраться из воды, и он бродит где-то в тундре. Буран не дал поймать его сразу. Но ничего, его найдут. Мы обнаружили его следы, и скоро он снова будет здесь.
— Ты понимаешь, как это важно? Это угроза секретности базы!
— Никуда он не денется. Да и кому он расскажет? Если не успеют наши солдаты, то его сожрёт тундра. Неподалеку от его следов видели медвежьи. Так что пусть радуется, если мы его найдём первыми.
Шеффер ухмыльнулся:
— Второй оказался довольно шустрым. Даже жаль такого терять.
Он взглянул на неподвижное лицо Долгова, толкнул в спину Артёма и, перейдя на русский язык, приказал:
— Поторапливайся! Он мне нужен через час!
Когда Шеффер с помощником вышли, оставив доктора со старпомом одних. Артём закатал Долгову рукав и пощупал неестественно вздувшиеся вены. Пульс страшно частил. Сердце с трудом качало отравленную и загустевшую кровь. Веки подёргивались. Неожиданно старпом открыл глаза. Оглядевшись, он попытался сесть. Доктор схватил его за плечи и помог прислониться к стене.
— Тише, тише! На тебе места живого нет.
— Брось, Артём, я ничего не чувствую.
— Дали бы хотя бы бинт! У тебя рана на ране.
— Где я?
— Да чёрт его знает! В одной из их нор.
— Ты здесь один? А что с Максимом?
Артём заулыбался и, склонившись к уху, зашептал:
— Максиму удалось бежать. Я только что слышал.
— Да-а? — приподнялся на локтях Долгов. — Молодец! — но немного подумав, он добавил: — Хотя не выживет. Он тепличный, а в Арктике такие гибнут в первую очередь. А впрочем, уж лучше так, чем как я — сдохнуть подопытной крысой.
— Брось, Толик! — Артём протестующе мотнул головой. — Мы тоже сможем бежать! Я уже почти разобрался в их лабиринте. А где-то севернее есть станция полярников. Я уже всё продумал.
Артём не заметил, как назвал старпома по имени. Они никогда не были друг с другом на короткой ноге, и тем более друзьями. Не позволяла субординация. На лодке старший помощник — это цербер пострашнее командира. Он отвечает за дисциплину, порядок и уставные отношения внутри экипажа. Куда уж там до имён и отчеств! А за пределами лодки их пути не пересекались. Да и по возрасту старпом Артёму если не в отцы, то в дядьки точно годился. Но сейчас всё смешалось. Сейчас «их время» ещё не наступило. Их обоих ещё нет даже в проекте. Так что какая тут может быть субординация!
— Если бы найти, где вырубается электричество, то они станут слепыми! А ты, кстати, как видишь?
— Тебя рассмотреть могу. Но я о другом думал, — Долгов приподнялся и схватил доктора за плечо. — Когда стоишь одной ногой над пропастью, очень интересные мысли приходят в голову. Если задуматься — так ведь ничего не должно измениться? Уже родились мои родители, и у них вновь появлюсь я. И так же я приду служить на лодку, чтобы затем уйти в свой последний поход. Артём, мне конец, я знаю. А ты пронырливый, ты выберешься.
— Мы вместе выберемся!
— Не перебивай. Может, я впервые задумался о таинственном течении времени, а ты пытаешься порвать такую тонкую нить моих размышлений. Ты только вдумайся в эти парадоксы времени, в которые мы попали! То, что вернуться назад мы не сможем — это факт. Наше время для нас закрыто, и с этим тоже нужно смириться. Но нас разделяет всего шестьдесят восемь лет. Тебе сейчас сколько?
— Двадцать семь.
— Будет девяносто пять. Запросто дожить можешь. Вы, доктора, живучие как коты. Я даже представляю старого скрюченного доктора Петрова, с дорогой тростью в руке и в костюме от Версаче. Ты ведь наверняка станешь светилом в мире медицины! И тебя непременно потянет в наши северные края. Ты вполне смог бы посетить наш закрытый гарнизон по приглашению. Но ты ведь этого не сделаешь? Ты непременно заедешь своими хитрыми обходными путями. Я ведь прав, Артём?
— Никак не пойму, к чему ты клонишь?
— Артём! Долг на мне висит большой! Кому-то это может показаться пустяком, а для меня это очень важно. У нас в семье всегда это было свято! Мой отец меня отвёл за руку в школу. Мой дед триста вёрст на коне скакал, чтобы отца за руку в школу первый раз отвести. А моего Димку ты отведёшь!